Эксперимент "ИИшница"
Автор: Вадим КузВ инете попалось такое определение "промт-инженеринг" Это то, чем я занимаюсь при оформлении обложек. Не скрываю, не обманываю. Настоящий художник легко может доказать что его работа сделана руками. Но как быть с писателями? Как определить присутствие ИИ? Всё просто. Есть программы которые определяют наличие ИИ. Проверил я одного "хУдожника" который вдруг неожиданно стал писателем... Его рассказ, чистейший незамутнённый Искусственный Интеллект! Паренёк даже не стал заморачиваться с видом документа. Просто скопировал из чата...
А чо такого? Книга на сайте. С "нарисованной" обложкой. Читайте. Восхищайтесь.
Я решил изучить процесс. Поступил как "промт-инженер"
Взял запрос к уже готовой сгенераченой) картинке. И о чудо! Рассказ готов!
И даже больше. Его можно продолжить... Главное задавать небольшой объём. На "длинной дистанции", даже я неуч вижу косяки.
Теперь вопрос. С "хУдожниками" кое как (наивных ещё много) справляемся. А как быть с писателями? Тотальная проверка? Боюсь АТ такое не вытянет. Поживём увидим... А пока встречайте мои "щедевры" 
Врата под Ледяной Луной
Мир был чёрным, белым и беззвучным. Снег поглощал всё — шаги, дыхание, время. Только хруст подкованных копыт Конька, да тяжёлое, ровное дыхание зверя нарушали эту совершенную тишину. Ирт прозвал его Коньком не из нежности. Та лошадь, что помнила траву и тепло, пала ещё у границ Мёрзлых Пустошей. То, что шло теперь под ним, было чудовищем, выкованным в кузницах Утробы — живым мускулом, обтянутым шкурой, с рёбрами из титановых трубок и глазами, светящимися тусклым рубиновым светом. Оно не уставало. Оно не боялось. Оно просто шло, как ходит машина, сквозь километры вечной зимы.
Ирт шёл за ним пешком последние три перехода, чтобы не сжечь ему зад. Теперь снова в седле. Впереди была Цель.
Сначала она возникла на горизонте как чёрный зуб, впившийся в брюхо неба. Затем, по мере приближения, обрела форму. Пирамида. Но не из камня. Из полированного чёрного металла, в котором, как в гигантском зеркале, отражалась вся белизна мира и огромная, нереальная луна, зависшая прямо над её вершиной. Луна была слишком большой, слишком близкой. Её поверхность, испещрённая шрамами кратеров и светящимися голубыми жилами, казалось, дышала. Это был не спутник. Это был Страж. Взгляд.
Пирамида же была порталом. Вратами. Теми самыми, о которых шептались в радиошумах и передавали из уст в уста выжившие скауты. «Гиперборейский артефакт К-7», — сухо называли её в архивах Утробы. «Гнездо Холодных Богов», — бормотали у кочёргов старые троглодиты. Для Ирта она была просто Концом Пути. Или Началом.
Он пришпорил Конька. Тот, не ускоряя ровного шага, двинулся к чернеющему склону. Сверхширокоугольная линза его кибернетического глаза зафиксировала всю панораму разом: бескрайнюю снежную равнину, гнетущую луну, идеальный, чужой геометризм пирамиды и его собственную, ничтожно малую фигурку в центре этого безмолвного цирка. Контраст рождал не страх, а ледяное, безразличное благоговение. *Аве, Материя*. Перед величием, которое не нуждалось в наблюдателе.
Пирамида была покрыта не инеем, а тончайшей плёнкой изморози, выстроенной в идеальные, повторяющиеся узоры — словно схемы на кристалле. При свете луны они отливали синевой и серебром. Ни дверей, ни щелей. Лишь одна, едва заметная вмятина у основания, похожая на отпечаток гигантской руки.
Ирт спешился. Снег скрипел под сапогами, утяжелёнными свинцом для устойчивости. Он снял с пояса устройство — не сканер Утробы, а нечто более древнее, найденное в руинах под пеплом. Овальный камень с жидким светом внутри. Подойдя к вмятине, он, не колеблясь, прижал камень к металлу.
Сначала — ничего. Затем — тихий, нарастающий гул, исходивший не от пирамиды, а из-под земли. Снег вокруг зашевелился, завихрился, осыпался в невидимые щели. Из вмятины поползли светящиеся линии, соединяясь, переплетаясь, зажигая те самые узоры на гранях. Синий свет, холодный и чистый, залил всё вокруг, отбрасывая от Ирта и его механического коня резкие, длинные тени. Теперь он был внутри картины, частью пробуждающегося механизма.
На одной из граней, прямо перед ним, свет сгустился, образовав проём. Не дверь. Разрыв в реальности, за которым виднелось не внутреннее пространство, а иной пейзаж. Кристаллический лес под тем же гигантским диском луны, но свет от неё был золотым и тёплым. Оттуда пахнуло не холодом, а озоном и чем-то сладким, забытым — запахом другой весны.
Мир был чёрным, белым и беззвучным. Снег поглощал всё — шаги, дыхание, время. Только хруст подкованных копыт Конька, да тяжёлое, ровное дыхание зверя нарушали эту совершенную тишину. Ирт прозвал его Коньком не из нежности. Та лошадь, что помнила траву и тепло, пала ещё у границ Мёрзлых Пустошей. То, что шло теперь под ним, было чудовищем, выкованным в кузницах Утробы — живым мускулом, обтянутым шкурой, с рёбрами из титановых трубок и глазами, светящимися тусклым рубиновым светом. Оно не уставало. Оно не боялось. Оно просто шло, как ходит машина, сквозь километры вечной зимы.
Ирт шёл за ним пешком последние три перехода, чтобы не сжечь ему зад. Теперь снова в седле. Впереди была Цель.
Сначала она возникла на горизонте как чёрный зуб, впившийся в брюхо неба. Затем, по мере приближения, обрела форму. Пирамида. Но не из камня. Из полированного чёрного металла, в котором, как в гигантском зеркале, отражалась вся белизна мира и огромная, нереальная луна, зависшая прямо над её вершиной. Луна была слишком большой, слишком близкой. Её поверхность, испещрённая шрамами кратеров и светящимися голубыми жилами, казалось, дышала. Это был не спутник. Это был Страж. Взгляд.
Пирамида же была порталом. Вратами. Теми самыми, о которых шептались в радиошумах и передавали из уст в уста выжившие скауты. «Гиперборейский артефакт К-7», — сухо называли её в архивах Утробы. «Гнездо Холодных Богов», — бормотали у кочёргов старые троглодиты. Для Ирта она была просто Концом Пути. Или Началом.
Он пришпорил Конька. Тот, не ускоряя ровного шага, двинулся к чернеющему склону. Сверхширокоугольная линза его кибернетического глаза зафиксировала всю панораму разом: бескрайнюю снежную равнину, гнетущую луну, идеальный, чужой геометризм пирамиды и его собственную, ничтожно малую фигурку в центре этого безмолвного цирка. Контраст рождал не страх, а ледяное, безразличное благоговение. *Аве, Материя*. Перед величием, которое не нуждалось в наблюдателе.
Пирамида была покрыта не инеем, а тончайшей плёнкой изморози, выстроенной в идеальные, повторяющиеся узоры — словно схемы на кристалле. При свете луны они отливали синевой и серебром. Ни дверей, ни щелей. Лишь одна, едва заметная вмятина у основания, похожая на отпечаток гигантской руки.
Ирт спешился. Снег скрипел под сапогами, утяжелёнными свинцом для устойчивости. Он снял с пояса устройство — не сканер Утробы, а нечто более древнее, найденное в руинах под пеплом. Овальный камень с жидким светом внутри. Подойдя к вмятине, он, не колеблясь, прижал камень к металлу.
Сначала — ничего. Затем — тихий, нарастающий гул, исходивший не от пирамиды, а из-под земли. Снег вокруг зашевелился, завихрился, осыпался в невидимые щели. Из вмятины поползли светящиеся линии, соединяясь, переплетаясь, зажигая те самые узоры на гранях. Синий свет, холодный и чистый, залил всё вокруг, отбрасывая от Ирта и его механического коня резкие, длинные тени. Теперь он был внутри картины, частью пробуждающегося механизма.
На одной из граней, прямо перед ним, свет сгустился, образовав проём. Не дверь. Разрыв в реальности, за которым виднелось не внутреннее пространство, а иной пейзаж. Кристаллический лес под тем же гигантским диском луны, но свет от неё был золотым и тёплым. Оттуда пахнуло не холодом, а озоном и чем-то сладким, забытым — запахом другой весны.
Ну и второй "щедевр" 
Порог
Холод космического вакуума был другим. Сухим, безмолвным, искусственным. Он оставался за герметичными дверями. Здесь же, в открытом грузовом отсеке «Зодиака», витал холод земной. Настоящий. Он врылся сквозь плотную шерсть волчьего тулупа Леха, щипал щёки, выдыхался густым паром из его легких.
Трап под ногами, холодный рифлёный металл, уходил вниз, в сугроб. Лех крепко сжал руку Ярославы. Её пальцы в грубых шерстяных варежках ответили ему — не слабее. Она не отставала ни на шаг, от похода на городище чудяков до этого… этого «небесного челна».
Интерьер отсека светился призрачным синим. Гладкие панели, тихо жужжащие символы, ни намёка на стык или заклёпку. Воздух пахнул озоном и чем-то чуждым, сладковатым. Мир за спиной.
А впереди — их мир.
Из сизого полумрака грузовой палубы, сквозь прямоугольник открытого шлюза, он сиял ослепительной, болезненной белизной. Бесконечный зимний лес. Снег на ветвях сосен, лежащий тяжёлыми шапками. Знакомая до боли тишина, прерываемая лишь далёким карканьем ворона. Там, в сугробах у опущенного трапа, остались лишь две пары глубоких следов — их следы, ведущие к кораблю.
Они пришли сюда пешком. Сквозь метель и чащу. По зову, который Ярослава слышала во сне.
«Смотри, — прошептал Лех, не отрывая взгляда от леса. — Тропа к ручью ещё видна».
Ярослава кивнула, прижимаясь плечом к его плечу. На её венце, под которым были заплетены тугие косы, тускло отражался голубой свет приборов. Вышивка на её рубахе, красные обережные ромбы и зигзаги, казалась каплей крови, случайно упавшей на холодный металл иноверного мира.
— Говорят, там, среди звёзд, нет зимы, — голос Леха был низким, будто опасался спугнуть хрупкую грань между двумя мирами. — Нет запаха хвои после оттепели. Нет этого хруста под ногами.
— Там есть другие миры, — так же тихо ответила Ярослава. Её глаза, привыкшие выслеживать зверя в подлеске, теперь видели в этом белом безмолвии не конец пути, а начало. Бесконечное, пугающее начало. — И другие леса. Может быть.
В грузовом отсеке мягко щёлкнуло, и голограмма на стене сменила ряды непонятных значков на изображение спиральной галактики. Лех вздрогнул. Его рука инстинктивно потянулась к рукояти меча, которого не было на поясе — оружие пришлось оставить у шлюза по правилам. Правилам *их* мира.
Они стояли на самом краю. Физическом. Метафизическом. Сзади — будущее из света, тишины и странных законов. Впереди — прошлое из холода, знакомых страхов и долга перед сородичами, которые ждали их у горящих очагов.
Лех посмотрел на Ярославу. Мягкий свет от панелей выхватыл из полумрака её профиль, решительный подбородок, отблеск в глазах — не от страха, а от того самого изумления, что и в его душе. Изумления перед выбором, которого не должно было быть у воина из глухого погоста.
Он сделал шаг вперёд. Не вниз, по трапу, к следам и лесу. И не назад, в нутро корабля. Он шагнул так, чтобы встать на самую грань, где морозный воздух снаружи встречался с тёплым дыханием машины. И потянул её за собой.
— Куда? — выдохнула она.
— Никуда, — ответил Лех. — Пока. Просто постоим здесь.
И они замерли. Два силуэта на фоне вечной зимы. Тёмные, чёткие, затерянные в стыке эпох. Рука в руке. Одна нога в будущем, другая — в прошлом. А выбор, тяжёлый, как снег на сосновых лапах, всё ещё витал в воздухе между ними, не тронутый, не сделанный. Просто дарованный им на миг этой немыслимой встречей миров.
Холод космического вакуума был другим. Сухим, безмолвным, искусственным. Он оставался за герметичными дверями. Здесь же, в открытом грузовом отсеке «Зодиака», витал холод земной. Настоящий. Он врылся сквозь плотную шерсть волчьего тулупа Леха, щипал щёки, выдыхался густым паром из его легких.
Трап под ногами, холодный рифлёный металл, уходил вниз, в сугроб. Лех крепко сжал руку Ярославы. Её пальцы в грубых шерстяных варежках ответили ему — не слабее. Она не отставала ни на шаг, от похода на городище чудяков до этого… этого «небесного челна».
Интерьер отсека светился призрачным синим. Гладкие панели, тихо жужжащие символы, ни намёка на стык или заклёпку. Воздух пахнул озоном и чем-то чуждым, сладковатым. Мир за спиной.
А впереди — их мир.
Из сизого полумрака грузовой палубы, сквозь прямоугольник открытого шлюза, он сиял ослепительной, болезненной белизной. Бесконечный зимний лес. Снег на ветвях сосен, лежащий тяжёлыми шапками. Знакомая до боли тишина, прерываемая лишь далёким карканьем ворона. Там, в сугробах у опущенного трапа, остались лишь две пары глубоких следов — их следы, ведущие к кораблю.
Они пришли сюда пешком. Сквозь метель и чащу. По зову, который Ярослава слышала во сне.
«Смотри, — прошептал Лех, не отрывая взгляда от леса. — Тропа к ручью ещё видна».
Ярослава кивнула, прижимаясь плечом к его плечу. На её венце, под которым были заплетены тугие косы, тускло отражался голубой свет приборов. Вышивка на её рубахе, красные обережные ромбы и зигзаги, казалась каплей крови, случайно упавшей на холодный металл иноверного мира.
— Говорят, там, среди звёзд, нет зимы, — голос Леха был низким, будто опасался спугнуть хрупкую грань между двумя мирами. — Нет запаха хвои после оттепели. Нет этого хруста под ногами.
— Там есть другие миры, — так же тихо ответила Ярослава. Её глаза, привыкшие выслеживать зверя в подлеске, теперь видели в этом белом безмолвии не конец пути, а начало. Бесконечное, пугающее начало. — И другие леса. Может быть.
В грузовом отсеке мягко щёлкнуло, и голограмма на стене сменила ряды непонятных значков на изображение спиральной галактики. Лех вздрогнул. Его рука инстинктивно потянулась к рукояти меча, которого не было на поясе — оружие пришлось оставить у шлюза по правилам. Правилам *их* мира.
Они стояли на самом краю. Физическом. Метафизическом. Сзади — будущее из света, тишины и странных законов. Впереди — прошлое из холода, знакомых страхов и долга перед сородичами, которые ждали их у горящих очагов.
Лех посмотрел на Ярославу. Мягкий свет от панелей выхватыл из полумрака её профиль, решительный подбородок, отблеск в глазах — не от страха, а от того самого изумления, что и в его душе. Изумления перед выбором, которого не должно было быть у воина из глухого погоста.
Он сделал шаг вперёд. Не вниз, по трапу, к следам и лесу. И не назад, в нутро корабля. Он шагнул так, чтобы встать на самую грань, где морозный воздух снаружи встречался с тёплым дыханием машины. И потянул её за собой.
— Куда? — выдохнула она.
— Никуда, — ответил Лех. — Пока. Просто постоим здесь.
И они замерли. Два силуэта на фоне вечной зимы. Тёмные, чёткие, затерянные в стыке эпох. Рука в руке. Одна нога в будущем, другая — в прошлом. А выбор, тяжёлый, как снег на сосновых лапах, всё ещё витал в воздухе между ними, не тронутый, не сделанный. Просто дарованный им на миг этой немыслимой встречей миров.
Опасайтесь мошенников. Всем здоровья.)