Вещи, после которых я бросаю читать псевдоисторическую прозу про якобы русскую историю

О безобразном языке, которым брались в прошлом изъяснять свои мысли многие творцы многих образцов нашей исторической прозы, я как-то писал целую статью про «похабень вскладчину». С тех пор прошло два десятилетия, вода течёт, книги пишутся и даже становятся с каждым годом всё более интересными. (Вообще, люди умнеют и становятся лучше с течением времени.) Но вот внезапно я обнаружил, что есть целая куча вещей, при обнаружении которых в тексте на историческую тему я ставлю соответствующую книгу в свой персональный стоп-лист.

Вот некоторые из этих тем:

1. Ритуальная чистота

«Вошла Маланья в байну, как положено, с левой ноги. Отшептала, помолилась, трижды дымным воскурением повела: нечистого отгоняла. Бабе Обдерихе свечкой восковой на причинное место капнула. Как обычай от предков велит, кипятком на полок плеснула, с левой руки, отворачиваясь, обережный заговор шепча да срамное место прикрывая. Веник взяла по первому делу из дуба, на новолуние в третью седмицу сорванный, им только плечи да руки белые, холёные, парить дозволялось. А для иных мест, соромных, ждали уже в кипяточке, плещеевым заговором заговоренном, иные два веника: один из лещины, что из потайной долины, да другой из берёзы, выдранной в грозы. И вехотки-от парились там же, как предками мудрыми завещано: лыковая до пояса, лубовая от пояса, да ещё из тыковки посадской — та, голубушка, для пяточек…»

2. Ведические ведания

«Точно знала Лукерья: если в семи водах крышталь-камень омыть, да с той водой потом корень семилетовый перетереть, от той воды потом ядрён корень поднимается. А от пяти капель той воды, что по змеевой шкурке в золот кубок сбежит, с цветками баранца смесь от пьяной лавочки заговаривает, откладывает. Вот и порешила Лукерья — чтоб не пил больше Иван зелья-пагубы, взять того баранцу, да кожи змеиной, да ещё дудку, да педофильничка майского приложить, и дать ту смесь тайком зазнобе своему ненаглядному, чтоб у того от зелёного змия отложило, да к Лукерье-то и приложило. Вековая то мудрость была бабья, не одну жизнь по святой Руси-матушке она выправила да по правильному шляху пустила…»

3. Злобные католики

«Брат Мёрде ненавидел эту землю всеми фибрами души. Ему мерзко было смотреть на эту пародию на христианскую веру, на этих отвратительных бородатых чудовищ в человеческом облике, каждое из которых могло с лёгкостью переломить посланника святейшего престола пополам, или парой ударов своего топора обрушить колокольню его родного Сен-Мека. Здешние женщины, все как на подбор ароматно пахнущие, рослые, с жемчужными зубами и стройным станом, сводили брата Мёрде с ума, навевая греховные мысли. О, с каким удовольствием он отдал бы эту землю своим псам-крестоносцам! Как бы он хотел, чтобы эти мирные овины, полные зерна, вдруг разом запылали, а его святые сородичи-братья кидали бы в эти горящие костры рыдающих розовощёких младенцев, чьи матери становились бы в этот момент законной добычей воинов его священного ордена…»  

4. Экспорт технологии

«С удивлением и какой-то детской наивностью Луораветляйнен смотрел, как бородатый кузнец из неведомого народа берёт ржаво-красную крицу длинными щипцами и кладёт её в огонь, как эта крица нагревается и вдруг сама собою начинает светиться, точно маленькое солнце. Удар чудовищного, под стать размерам самого Луораветляйнена, молота — и вдруг летят, летят от уродливого камня во все стороны огненные брызги. Крякает богатырь-кузнец, поправляя фартук. Удар, ещё удар — и вот постепенно, шаг за шагом, перед очарованным сыном лесотундры вырисовывается на наковальне дивный и тонкий профиль настоящего атомоходного винта. Кто ты, о могучий великан, чьим рукам покоряется камень, превращаясь в железо? Уж не сам ли великий Попугайнен, покинувший свой дом в громовых тучах, чтобы явить людям своё искусство?!»

5. Древнеславянские прейскуранты

«Офеня распахнул перед Мореной торбу, и на позёмистую шикшу покатилась градом разная ведомая и неведомая утварь: садники, рогачи, сафьяновые постолы, летник с продолом, перевясло, поставцы, резные рубели, шишбаны, гасила, вязло на дрючке, пересады, морды, охлестья серебряные и золотые. От такого богатства чуть не помутилось у Морены в очах; поддёрнула она ферязь, чтобы рукава не влеклись, нагнулась, да и взяла с поросли шикшевой зелену ендову, сорочинской резьбой да финифтью по краю пропущенную. В ендове катался одинокий ошибень из гранат-камня, оправленный простою загреей с резной каурой, почти соловой кобылкою на укате…»

Почему так? Да скорее всего, просто пошлость бесит, вот и всё.