Непрошеные советчики, или как автора может спасти дверь без интернета

Непрошеные советчики, или как автора может спасти дверь без интернета

Знаете, в чем главное отличие между кухней ресторана и домашней кухней? На домашней — можно плеснуть в суп вина из горлышка, облизать ложку, плюнуть в раковину, если пересолил, и начать всё сначала. Там стоит только твой хаос, твой эксперимент и твое возможное фиаско, которое пахнет гарью. А теперь представьте, что вы готовите этот суп, а на кухне у вас стоит человек десять. И каждый заглядывает в кастрюлю: «А картошку надо было мельче!», «Морковку я бы не клал», «Знаешь, а мой муж не ест лук, ты бы убрал…».

Вы перестанете готовить. Вы начнете оправдываться.

Со мной это случилось не в кулинарии. Со мной это произошло с текстом.

Я, как и многие, когда-то думал, что обратная связь — это святое. Что писатель должен быть открыт миру. Я создал канал для своих первых читателей. Скидывал туда главы, сырые, пахнущие потом и надеждой. И получал в ответ. Не просто «нравится/не нравится». А вот это самое: «А вот тут герой должен был повернуть налево, а не направо», «А имя ему не подходит, вот я бы назвала…», «А эта сцена лишняя, выкинь».

Сначала я кивал, благодарил. Потом начал оправдываться: «Видите ли, это нужно для дальнейшего развития…». А потом поймал себя на том, что открываю новый документ и первым делом думаю: «А что скажет Ольга из чатика про этот поворот сюжета? А Петр Петрович поймет эту метафору?».

Я перестал слышать, чего хочу я. Я слышал, чего хотят они. Я больше не писал книгу. Я управлял фокус-группой. И это была медленная творческая смерть.

Откуда берутся эти доброжелательные душители?

Не буду демонизировать. Чаще всего это прекрасные, увлеченные люди. Но в момент комментирования чужого черновика с ними случаются две вещи:

Синдром исправителя. Увидев недочет, мозг хочет его исправить. Это рефлекс. Человек не думает: «Какой интересный художественный выбор, хоть и странный». Он думает: «Ошибка! Надо починить!». И он чинит вашу историю под свой внутренний шаблон, под свой комфорт.

Иллюзия соавторства. Когда тебе показывают «кухню», возникает чувство близости, доверия. И граница между «я читатель» и «я соучастник» стирается. Комментарий из «мне кажется» превращается в «надо сделать так». Это уже не взгляд со стороны. Это вторжение в мастерскую с собственным инструментом.

И самое страшное — эта культура стала нормой. Мы живем в мире, где всё должно быть «коллаборацией», всё «комьюнити-ориентированно». Творческий процесс, последнее приватное святилище, стал публичным имуществом. Выставить сырой текст и не получить тонну советов — это почти как нарушить правила приличия.

Что мы теряем, когда слушаем всех?

Мы теряем свою неуклюжую, единственную правду.

Потому что первые черновики, первые наброски — они должны быть уродливыми. Неуверенными. Слишком резкими или слишком вялыми. Это — сырая глина. Когда вы лепите из глины лицо, а через каждые пять минут кто-то тычет пальцем: «Нос кривой! Глаза большие!», вы не вылепите лица. Вы в итоге разгладите всё в ровную, безликую тарелку. Безопасную. Удобную. Никому не мешающую.

Все великие, острые, запоминающиеся книги в своем первом воплощении были возможно, плохими. В них было слишком много отчаяния, или злости, или неловкой чувствительности. Если бы их авторы прошли через современный чат с бета-читателями, мы не получили бы ни бунинского «Солнечного удара» (слишком коротко, ничего не понятно), ни платоновского «Котлована» (язык корявый, сюжета нет), ни даже того оскароносного сценария, который изначально казался всем «слишком мрачным и безнадежным».

Непрошеный совет, даже самый умный, — это всегда предложение пойти по проторенной дороге. Потому что советы дают исходя из уже известного, из того, что работает. Искусство же рождается, когда кто-то сходит с тропы и продирается через чащу. Один. В тишине.

Творить — это не демократический процесс. Это тирания. Ваша личная. Ваше право — быть деспотом в своем вымышленном мире. Закройте дверь. Создайте свой хаос. Разбейте пару тарелок. Подожгите что-нибудь ненужное.

А потом, когда блюдо будет готово, — тогда выносите его на свет. И слушайте, какое оно на вкус у других. Но помните: повара на кухне в этот момент уже нет. Он пошёл готовить следующее. Один. За закрытой дверью.