Ёлки, идущие с нами по жизни

Ёлка №4. Красный амариллис, Мальвина-Коломбина и Ангел-хранитель. 

В 6-м классе ёлка ознаменовалась моим выступлением на сцене – я должна была читать свой собственный стих.
Стих был уже опубликован в школьной стенгазете, и вот теперь свет должен был его услышать в авторском исполнении.

Стих был про цветок, назывался «Красный амариллис». Амариллисов я сроду не видела – мне сильно понравилось название, которое я вычитала в книжке.
Стих был идейный – про волю к жизни. Амариллис жил где-то на чердаке, но всё равно цвёл всем врагам назло.
Помню начало: В серой бархатной пыли там, на чердаке…
И конец помню: и согреет сердце вам алый огонёк.
Середину не помню, но был там какой-то хоррор. Возможно цветок пытались загрызть волки или маленькие девочки, Красные Шапочки.

 
Мама решила, что я буду Мальвиной. Ну а кто ещё должен читать жизнеутверждающие стихи? Конечно же, кукла с голубыми волосами. 

Достали многострадальную балетную пачку, и мама недрогнувшей рукой окрасила её в розовый цвет. Юбку наконец повернули к моей радости оборками наверх, и каждую оборку покрасили чёрной акварелью по краешку.
Мне разрешили распустить волосы.
Париков тогда не было, поэтому волосы подкрасили чернилами для авторучек. Причём не синими – мама резонно объяснила, что если синими, то волосы окажутся зелёными. Поэтому подкрашивали фиолетовыми. Голубое тоже не получилось, но соломенный цвет реально ушёл, и я была горда.

Волосы закалывались наверху чёрным бантом метр на метр. Причёска, как у моей любимой героини Лили из «Детства Никиты», и я прямо ног не чуяла от счастья. Чулки были тоже чёрные, а тапочки красные, а чтобы не видно было, что они для физкультуры, на них тоже были банты, поменьше. И ещё мы сделали полумаску из чёрной бархатной бумаги. С ресницами.

Сейчас по прошествии лет я понимаю, что именно от Мальвины в моей Мальвине было очень мало, зато много было от Коломбины – и внешне и внутренне – персонажа, который я обожала, который меня потом сопровождал по жизни и о которой у меня целая автобиографическая повесть «Голубка». Которую я тут скоро выложу.
В доме, который построил Джек.

В общем, в таком мальвинно-коломбинном виде я взгромоздилась на сцену.
Сцена актового зала в яснополянской школе довольно высокая, и я куда-то воспарила. Передо мной был нарядный зал, а в зале – натуральный хаос. 

Ёлки у нас делились на три периода: начальная школа, среднее звено учащихся и старшеклассники. Среднее звено – 5-7 класс - самый бандитизм. Младшие классы ещё побаиваются, старшие уже погрязли в любовях, а средние, камикадзовские, как раз пробуют жизнь на зуб.

Несмотря на строжайшую школьную дисциплину в зале стоял невообразимый бедлам. Беганье, прыганье, визги и швыряние ватными снежками. Ёлка сотрясалась. Немыслимо было думать, что какие-то стихи, хоть и собственные, тут услышат. Музыку, конечно, выключили, но всё прочее осталось.

Насколько можно громко я прочитала свой идейный текст про волю к жизни на чердаке. Раздались бурные продолжительные аплодисменты – от группы поддержки подружек, которые стояли рядом со сценой. И свистки – от тех, кто стоял вдали и ничего не слышал.

Я сделала благовоспитанный книксен, как учила мама и как мы его репетировали дома. И как бы его сделала Мальвина. 

Дальше всё пошло не по плану.
Дальше надо было уходить со сцены. Благовоспитанная Мальвина, конечно, ушла бы строго по лестнице, держась за свои акварельные юбочки, но во мне внезапно вспыхнула Коломбина. Коломбине показалось, что прямой путь короче, и она храбро сиганула со сцены вниз, в зал, прямо в лапы к подружкам.

Надо сказать, я всегда любила прыжки на физкультуре – и в зале, и на стадионе. И тут это пригодилось. Я благополучно приземлилась на четыре точки, причём, все мальвинно-коломбинные юбочки оказались у меня на голове. Подружки принялись меня отряхивать и восхищаться, а когда я, наконец, подняла взор – увидела Прекрасного Принца. 

Какой-то высокий, красивый, задумчивый старшеклассник стоял передо мной. Он задумчиво посмотрел на меня и задумчиво попросил прочесть ему стих лично. Потому что в зале шум и ничего не слышно. Страшно польщённая, я протараторила стих по новой, рефлекторно становясь на цыпочки.
Задумчивый старшеклассник задумчиво сказал «спасибо», кивнул головой и исчез в буйном карнавальном месиве.

А я только потом сообразила, что он, разумеется, созерцал мой сногсшибательный полёт со сцены.

*   *   *

Я так и не знаю, кто это был и что он делал тут, среди младших. Теоретически его вообще не должно было быть в зале, но он был и выбрал меня из всех. Я его больше никогда потом не видела, но помню всю жизнь. Думаю, это был мой ангел-хранитель. Спустился с небес, чтобы поддержать своей божественной справедливой рукой.

Но кто бы он ни был, я ему безмерно благодарна. 

12-13 лет – такой возраст, когда хуже тебя и на свете нет.
Да, конечно, ты самонадеянно делаешь вид, что тебе всё нипочём и даже дерёшься ногами при случае, но это всё от глубокого отчаяния, от чувства своей ничтожности. Потому что все вокруг красивее, умнее, талантливее, потому что у всех всё получается, один ты – полное и беспросветное недоразумение. Мало ли, что твой стих в газете, это просто тебя пожалели учителя. А на самом деле, ты чмо никуда не годное. И, стиснув сердце, сигаешь тогда со сцены – словно с моста вниз головой. Чтобы только быстрее исчезнуть с лица земли, и чтобы мир забыл быстрее про твой позор.

И вот в такие минуты совершенно спасительными бывают случайные Прекрасные Принцы, они же Ангелы-хранители в образе задумчивых старшеклассников. Они приходят, чтобы сказать тебе: слушай, зря ты это всё. Тебе это всё кажется. На самом деле, пожалуйста, поверь: ты чего-то стоишь. Ты УЖЕ чего-то стоишь. И помни: что бы ни случилось в жизни, в трудную минуту тебе всегда придёт помощь. Тебя любят, тебя берегут. О тебе заботятся. О тебе помнят.
И ты помни об этом.