Фрагмент и Фатальные ошибки

Сразу к тексту, мы же на сайте с историями, которые читают!

***

Ванечка оглушительно кричал. Чуть тише, чуть громче, пауза на вдох и снова – всё вокруг заполнялось этим криком. Непонятно, как его горло только выдерживало.

- Па-а-а-аша-а-а!!! Помоги-и-и-и!!!...

- Бегу, бегу! – срываясь на хрип буркнул Павел, вставая после очередного падения.

- Ты чего разлёгся? Или не слыхал? Брат в беде!

- Дядя Толя, всё я слышу, но глина расквасилась – трижды навернулся.

- Ну, беги сынок, немчура проклятая на подхо… - неунывающий дедок, кладезь шуток и поговорок – душа роты не успел закончить, прервал взрыв. 

Обоих забросало шматами земли. 

Дядя Толя юркнул по окопному туннелю туда. Паша поднялся и как мог, заспешил сюда. Вязкое месиво под ногами, с чёрными нитями торфа, истоптанное сотней ног после дождя - почти болото. Сапоги на бог ведает сколько размеров больше, по щиколотку проваливаются в грязь - дернул их, подсобив руками - чавкнули. Командиры опять недосмотрели, а ведь все без исключения все до единого солдаты знали - рыть окопы здесь нельзя. 

Крик ближе. Ещё один поворот и за ним - куча осыпавшейся глины, перекошенная трёхдюймовка - в нее должно быть попал снаряд и больше ничего вокруг. Паша и не мог понять, где брат. Пуля, свистнула у уха – ух! Пригнулся, кинулся на звук, разгребая руками землю. Дождь ещё этот всё не кончится. Он нервничал и ошибся - откопал чьё-то и грязное и бледное лицо. Никифор же – друг Ванечки… Сам Ванечка выбился из сил, перестал орать и только сдавленно стонал.

- Отступаем! –проорал вдалеке командир.

- Бог ты мой, что же будет? – шептал Паша и вдруг как-то сразу нашёл брата. Не разглядел сразу под грязным спальником. - Ваня, тише – это я! 

- Павлик! Павлик!!! Ты пришёл… ты пришёл… Павлик, я… я… я ничего не вижу… Совсем ничего не вижу… Скажи, скорее скажи, что со мной? Павлик? – пятнадцатилетний  брат плакал и тёр руками две впадины, где раньше были глаза. Всё лицо в мутной слизи. Павла взяла оторопь – это ж и есть его глаза, - размазаны по щекам с кровью и дождём. 

- Чего рот разявил? Подумаешь, контузило брата, - шумно проворчал Дядя Толя, съехавший в окоп по скользкой стенке. – Эка невидаль, взял бы да помог!

- Так я… Так он… У него же глаза…

- Молчать! – оборвал старик, наклонясь. - Ваньку у нас просто контузило. Сынок, всё пройдёт, сейчас тебя к лекарю сведём и будешь видеть, как раньше, даже лучше! – вытер с лица то самое, подвязал грязным носовым платком. – Вот и хорошо, вот и ладненько.

Павел закивал - понял. Подполз ближе, принялся рыть землю, помогая Дяде Толе вытащить брата, а сам приговаривал:

- Ох, матушке всё отпишу – заберёт она тебя домой, будешь с однокашниками стихоплётством баловаться. Ни на минуту тебя оставить нельзя!

- Павлик, не пиши маменьке! Заклинаю тебя, не пиши! Я, когда долбануло, испужался сильно. Никифор погиб и меня шибануло. А сейчас уже ничего… - заикаясь бормотал Иван. – Вроде, как и не болит. Голова только… 

Паша отвернулся. Он осознал, что больше никогда не сможет смотреть в лицо младшего брата. Внутри закипал бессильный гнев. Прежде всего на себя. Разве мог он представить, когда просился на великую войну, что здесь совсем не так как писали знаменитые романисты. Если бы знал, лёжа в тени яблоневого сада и лениво листая французскую книжонку, что война – это вши, вонь портянок, неистребимая грязь, стоны раненных и боль – ноги бы его тут не было. Он шёл на войну, чтобы защитить маменьку и Россию с вековыми берёзами, хороводами и честью, что в крови даже у самых неотесанных мужиков, но было ли всё это здесь в Голицине, в Польше? 

Все знали – противник их раздавит числом. Эту войну, начавшуюся в Европе и как гангрена, расползавшаяся по континенту, уже именовали Великой, но что могли сделать они – простая солдатня, чтобы сломить её ход? Последний приказ командования так и вовсе разрушил надежды даже матёрых вояк – десять снарядов в день, использовать больше нельзя. Как тут повоюешь, когда немцы, аж лоснятся и снарядов у них по десятке на душу. 

- Павлик, поклянись честью, что не напишешь маменьке…

- Клянусь.

- Ох, не понимаю я вас баринов… И зачем вам сдалась эта война? - Дядя Толя кряхтел от натуги, но упорно тащил Ваню по хлипкому дну окопа в сторону леса. - Помрёте здесь все, кто тогда нам – мужика подскажет, как жить-поживать?.. Мы же ж тута и без вас немчуру порешили бы…. 

Павел знал - у старика прострел в спине, колено не гнётся, и никак не мог взять в толк, откуда этот тщедушный мужик черпает силы, не ноет, только беззубо лыбится, да прёт вперёд, когда у него – молодого, всё тело закоченело.  

- Дядя Толя, наши отступили, поспеем ли?

- Поспеем, что ж мы безногие что ли? Знаешь ведь, нашим без орудий уходить нельзя, значит и немцы ещё далеко – пройдём!

И они шли. Позже вылезли из окопа и ползли-ползли, протирая коленями бесконечное поле, отделявшее их от редкого леска и речкой перед ним. Ванечка не жаловался, только сопел. Павел совсем выбился из сил, еле двигал локтями. Неожиданно ноги ползущего впереди Дяди Толи исчезли. Вслед за стариком в овражек провалился Иван, а затем и он сам.

- Ну, ребятушки, тут и передохнем, - сказал старик, помогая устроиться. 

- Попить бы… - простонал Ваня.

- Обожди малость, сейчас напьёшься. – Дядя Толя, проворно, словно и не было утомительного перехода, скользнул вниз, где журчал ручей.

- Павлик, что с нами будет?..

- Что будет? Вернёмся в расположение, я спать пойду, а ты картошку на всю роту чистить за то, что из-за тебя ползём как улитки… - Павел не хотел быть жестоким, но знал – если брат услышит в свой адрес хоть нотку жалости, почует что-то, то догадается обо всём, впадёт в уныние и тогда, они уж точно своих не нагонят. 

Он прилёг на пологий склон и постарался расслабить сведенные мышцы. Дождь кончился. Многотонные кучевые облака съели полнеба, но и этого им было мало - пожирая друг друга, они кружились, будто ведьмовское варево в котле, отлетая за горизонт, наверняка и там проливая холодный майский дождь. Но хотя бы теперь на немцев. 

Павел искоса глянул на брата и вспомнил день, когда впервые его увидел. 1904 год, он на лето вернулся из лицея, и когда нянечка внесла в залу белый свёрток, даже представить не мог, что это его новорождённый братец. Отец и мать не особенно распространялись о такого рода событиях. Иван постоянно рыдал, причём столь горестно и безутешно, что он слышал его плачь, где бы ни находился и тут же, бросив дела, спешил на помощь. Пятнадцать лет спустя пришла война. Павел в который раз проклял себя за глупость, что взял брата с собой: как он мог только подумать, что изнеженный Ванечка выправится в солдата? 

Дядя Толя и Иван кемарили. Они проснутся не позже, чем через пятнадцать минут и поползут дальше. Вдруг шорох сверху. Павлу на этой войне уже довелось убивать, не раздумывая он сжал ружье, пополз к краю. Тишина. Хмурое небо висит так низко. Никого. Подняв голову чуть выше, он разглядел черные сапоги в глине – почти перед самым носом. «Schweine!» - а следом выстрел в лоб, эхо которого гуляло по полю целую вечность.

_

Я тут понял, что совершил кучу ошибок, выкладывая Роман «Fatality. Наследники» на АТ. 

Как верно сказал один из топов – «не бьёт в ЦА». 

1. Нет зубодробительного экшена,
2. Олдскульный книжный дух, перебивает запах новизны,
3. Не боярка.

Плохо ли это? 

Ну, да. Коммерческий статус мне точно не светит. Но, положа руку на сердце, не за ним и шёл. Хочется верить, что коннект с читателем случится. 

Вообще, я давно осознал, что родился под капризной звездой, которая водит к цели окольными путями. Хоть бы раз напрямик, нет – всегда огородами ))

И поэтому всё не так уж плохо!

Истории должны быть рассказаны. Хотя бы эта.

и нет, мужик справа не похож на Зеленского! )))