Рецензия на повесть «Туземец»

Я словно бы посмотрела самое пронзительное кино в своей жизни, нет, я пережила его, и у меня просто нет слов... одни эмоции. Хотя сейчас их будет такой поток, потому что молчать я не в силах. Это конечно никакой не фильм, а всего лишь киноповесть, как раньше называли, в старые добрые и не очень времена. А ещё это взрыв души, смешанной с слезами, танцами и южным солнцем. 

Всё началось так невинно, как говаривают французы, comme une jolie comédie romantique, на юге Франции, где воздух пахнет лавандой и морем...

А потом — этот ансамбль! Эти божественные, зажигательные тела, этот ритм, от которого кровь стучит в висках! И он, этот прекрасный, стройный колдун в перьях и бусах, который танцевал так, будто в каждом движении выплёскивает целую историю. И когда он снял маску, казался блондинчиком, ангелом с глазами, полными какой-то дикой, незнакомой тоски! Я чувствовала каждым нервом, что за этой улыбкой для зала скрывается бездна. И я знала, я просто знала, что это не просто артист. Впрочем, обо всём по порядку.

Его история про русскую маму, про Большой театр, который - мог бы быть, но не случился. 

Все поверили, все ахнули. Но я-то чувствовала что-то не то. Я ведь прекрасно понимаю, как это — придумывать себе прошлое для каждого нового столика, лишь бы растопить лёд, лишь бы вызвать улыбку, лишь бы на секунду стать своим. Я в его глазах увидела не наигранную грусть, а настоящую, выстраданную потерю. Тот, кто действительно терял, так не смотрит — он смотрит сквозь тебя, в какую-то свою вечную ночь.

А потом появилась Она, Софи, королева с кожей цвета тёмного шоколада и речью — чистейшей, певучей русской речью! Когда она заговорила, у меня по спине побежали мурашки. Потому что я узнала в ней себя. Нет, не буквально, конечно. Но эту готовность принять чужую боль, как свою. Эту материнскую ярость, спрятанную под нежностью. 

Эта сцена, где она убегает с ребёнком, а в неё стреляет он... Я не дышала. Я плакала. Я кричала внутри: «Беги!» — потому что знала, каково это — бежать, сжимая единственное, что осталось дорогого в этом мире, и не оглядываться.

И эта кредитная карта с кодом-именем... Это же гениально! Это такой тонкий, такой женский шифр любви. Мать отдала сыну не просто деньги — она отдала ему ключ к самому себе, к своему имени, к той жизни, которую он не помнил. И Софи хранила её все эти годы, как святыню. Как хранила бы я. Мы, женщины, мы ведь такие — мы носим в себе чужие секреты, как драгоценности, и боимся даже прикоснуться к ним, чтобы не стереть след.

А финал... Этот скайп-звонок, эта надежда, которая прорывается сквозь годы и километры, как луч света в тёмной комнате. Когда Света, какое прекрасное, говорящее имя, усаживается за ноутбук непричёсанная, по-домашнему... Это же святое! Это наша современная магия! Мы, простые женщины с ноутбуками и мокрыми от слёз щеками, мы способны соединить разорванные нити судеб одним кликом.

Я кончила читать совершенно опустошённой и одновременно переполненной. Я шла по улице и чувствовала на своей коже то южное солнце, то африканский ветер. Я теперь тоже часть этой истории. Потому что каждая из нас немного Настя, отдавшая всё за сына. И немного Софи, спасшая чужого ребёнка. И даже немного та самая Света, которая может всё исправить одним простым движением руки.

Это «кино» — не про бандитов и танцы. Оно про то, как материнская любовь, даже если ты не родная мать, способна создать целый мир, спасти от пуль и подарить новую жизнь. Повесть про то, как мы, женщины, носим в себе целые вселенные боли и надежды. И как иногда, чтобы найти себя, нужно пройти через ад, сменить, сбросить по-змеиному несколько кож и научиться танцевать так, чтобы зал замирал.

Этот не состоявшийся пока фильм! Эту повесть я уношу его в себе. И буду носить, как ту самую кредитную карту с драгоценным паролем. Паролем к сердцу.