Баланс белого и черная дыра

Дырокол.
Тяжелый. Чугунный. Советский. Вещь, которой можно сшить документы, а можно — оборону. Анатолий Петрович держал его в руке, чувствуя приятный холод металла. Это было единственное холодное и логичное в комнате. Остальное было... теплым и липким.

Напротив стоял Арсеньий. Коуч. Без отчества. У таких людей не бывает отцов, они самозарождаются в коворкингах из плесени и смузи. Одет во что-то белое, льняное, мнущееся от одного взгляда.

— Анатолий... — прошелестел Арсеньий. — Опустите инструмент. Он блокирует вашу чакру доверия.
— Он блокирует мой отчет, — сказал Анатолий Петрович. Без выражения. — Мне надо пробить дырку. Вставить бумажку. Загнуть усики. Всё. Мир спасен.
— Мир нельзя спасти усиками, — грустно улыбнулся коуч. — Мы здесь, чтобы раскрыть Внутренний Офис. Вы знаете, что у вашей бухгалтерии есть душа? И она плачет.

Коллектив сидел кружком.
Начальник транспортного цеха Груздев сидел так, словно его приварили к стулу. Лицо красное. Руки огромные. В такой руке стакан с водой выглядит как наперсток.
Верочка, секретарша. Глаза пустые и чистые, как свежеотформатированный диск.
Славик, менеджер. Галстук ослаблен, вид лихой, придурковатый, как требует устав.

Директор, Петр Семенович, ходил босиком по ковролину.
— Петрович, не зуди, — сказал он. — Уплачено. Мы должны стать семьей. Инцест не предлагать, остальное — можно. Арсеньий, начинайте.

— Дыхание, — прошептал коуч. — Основа бизнеса.
Он поднял руки к потолку, где уныло гудела лампа дневного света. Одна моргала. Как нервный тик.
— Представьте... Воздух вокруг нас — это деньги. Вдыхаем... Вдыхаем маржу! Глубже!

Груздев шумно втянул воздух. В районе ремня у него что-то хрустнуло.
— Не идет, — басом сказал он. — Маржа застряла.
— Где? — встрепенулся Арсеньий.
— В носоглотке. Пыльно тут у вас. Денег не чувствую, чувствую, как ковролин линяет.

— Отключите рецепторы! — Коуч подошел к Анатолию Петровичу. — Анатолий... Вы не дышите. Вы экономите воздух?
— Я его учитываю.
— Вдохните план! Вдохните НДС! Почувствуйте, как налог на добавленную стоимость наполняет ваши альвеолы...

Анатолий Петрович прикрыл глаза. Попытался.
Если вдохнуть НДС — двадцать процентов объема легких сразу уходят государству. Остается восемьдесят. Из них налог на прибыль. Соцстрах. В итоге дышать нечем. Кислородное голодание.
Он так и сказал:
— По моим расчетам, если дышать по закону, то мы уже трупы. Асфиксия.

— Вы мыслите дебетом, — покачал головой коуч. — А надо мыслить эфиром. Выдыхайте! Выдыхайте токсичность! Славик, почему вы не выдыхаете?
— Я боюсь, — честно сказал Славик. — Если я выдохну всё, что я думаю о клиентах, нас закроет Роскомнадзор.
— Выдыхай без звука! — скомандовал директор.
Славик открыл рот и беззвучно выпучил глаза. Выглядело страшно. Рыба на суше. Но коллективная.

Скрепки высыпали на стол. Гора. Металлическая куча бессмысленности.
— Строим Мост Взаимопонимания, — объявил Арсеньий. — Без клея. Без рук. Только ментальной связью... и стикерами. На стикерах пишем обиды. Это — опоры.

Анатолий Петрович взял стикер. Посмотрел на Груздева.
Груздев посмотрел на него. В глазах начальника транспортного читалось: «Убью. Но потом».
— Что писать-то? — спросил Груздев.
— Пиши правду.
— Не умею.
— Тогда пиши, что думаешь.
— "Петрович — гад". Так?
— Лаконично. — кивнул бухгалтер. — Сойдет за несущую балку. Я напишу: "Груздев ворует солярку ментально".

Они свернули бумажки в трубочки. Поставили. Сверху положили скрепку. Скрепка упала.
— Не держит, — констатировал Петрович. — Обида маленькая. Валера, надо обидеться сильнее. Вспомни прошлый год. Корпоратив. Ты хотел петь Лепса, а я выключил микрофон.
Лицо Груздева потемнело. Воспоминание было болезненным.
— Ах ты ж...
Он схватил пачку стикеров, скомкал их в огромный ком ярости.
— Вот! — сказал Петрович. — Фундаментально!

Они громоздили конструкцию. Бумага, металл, злость. Мост получился кривой, горбатый, уродливый. Как годовой отчет перед сдачей.
Арсеньий подошел, потрогал пальцем. Конструкция покачнулась, но устояла.
— На чем держится? — удивился он.
— На честном слове и взаимной неприязни, — пояснил Анатолий Петрович. — Это самые прочные материалы в России. Любовь проходит, а ненависть к тому, кто не сдал первичку — вечна.

У Верочки мост не получался. Она плакала. Слезы капали на скрепки, скрепки ржавели.
— Смотрите! — радовался коуч. — Окисление! Химическая реакция чувств! Мы меняем структуру металла!
— Мы портим инвентарь, — буркнул Петрович, занося в блокнот «убыль канцелярская, 1 кг, причина — истерика».

К третьему часу коуч вспотел. Рубашка прилипла к телу. Синергии не было. Был запах пота и пыли.
— Вы сопротивляетесь! — взвизгнул он. — Вы слишком рациональны! Анатолий! К доске! Напишите формулу нашей команды! Математически! Раз вы такой умный!

Анатолий Петрович вышел. Взял маркер. Снял колпачок. Понюхал. Спирт. Хорошо, но мало.
На белом листе он вывел крупные, черные буквы.

— Поясните, — потребовал Петрович.
Анатолий поправил очки.
— S — это Счастье.
— Так...
— ZP — Зарплата. Она в числителе. Чем она выше, тем больше счастья. Но.
— Что "но"?
— В знаменателе у нас скобка. I — Идиотизм. D — Давление. Они перемножаются. Если идиотизм растет, знаменатель растет, дробь уменьшается. Счастье стремится к нулю.
— А К?
— К — это Коуч. Добавочная величина к идиотизму.
— А минус бесконечность?
— А это энтропия. Мы все умрем, Арсеньий. Отчеты сгниют. Серверы сгорят. Солнце погаснет. Какая разница, дышали мы маткой или диафрагмой, если конечный итог — тепловая смерть Вселенной?

В кабинете стало очень тихо. Даже лампа перестала мигать. Лампа тоже осознала тщетность бытия.
— Мрачно, — сказал Славик. — Но убедительно.
— Я депрессивен, но точен, — кивнул бухгалтер. — Садитесь, пять.

Арсеньий уходил, пятясь. Он забрал гонорар, но оставил ауру испуга.
— Вы тяжелые люди, — бормотал он. — Вам нужна земля. Заземление. Много земли.
— Два метра? — уточнил Груздев.
Коуч не ответил, выбежал.

Петр Семенович потер руки.
— Ну что! Проняло! Почувствовали, как мозги зашевелились?
— Зашевелились и попытались убежать через уши, — подтвердил Петрович.

— Отлично! — не слушал директор. — Раз мы освоили офис, переходим на новый уровень. Я тут путевки взял. "Тимбилдинг в тундре".
Коллектив вздрогнул.
— Строим юрту. Из... этого... из чего найдем. Кормимся подножным кормом. Мох, ягоды, коренья.
— А коуч? — спросила Верочка.
— Бурятский шаман. Настоящий. Говорят, может ввести в транс ударом бубна в лоб. Групповая медитация в болоте по пояс. Стоим, держимся за руки, не тонем. Символизирует устойчивость бизнеса.

Анатолий Петрович посмотрел на свой фикус. Фикус стоял в углу. Пыльный. Молчаливый.
Он подошел, погладил глянцевый лист.
— Прости, друг, — шепнул он. — Придется тебя взять.
— Зачем? — удивился Груздев.
— Он будет символизировать дерево. Тайгу.
— Там настоящие деревья будут!
— Валера, — устало сказал Петрович. — Этим, в тайге, доверять нельзя. Они дикие. А этот — наш. Проверенный. Стоит на балансе. Инвентарный номер 0045. Если мы в болоте тонуть будем, я хоть за инвентарь держаться буду. Всё-таки госимущество. Меньше страшно.

Он взял дырокол. Щелкнул.
Кр-рак.
И в этом звуке была надежда. Что даже в тундре, среди шаманов и болот, найдутся документы, которые надо подшить. А пока есть что подшивать — жизнь продолжается.