Запись начиналась почти с тишины. Шорох, будто кто-то проводил пальцами по ткани, затем — неровный, дрожащий звук, лишённый чёткой высоты. Он повторялся, возвращался, медленно складываясь в ритм.
— Это… — Нина наклонилась ближе к динамику, — это не сигнал. И не шум.
Звук тёк волнами, простыми и упрямыми, словно кто-то снова и снова повторял одну и ту же мелодию, не заботясь о том, услышат ли её правильно. В нём не было слов — только интонация. Убаюкивающая, тягучая, странно интимная.
— Колыбельная, — тихо сказал Артём, сам не до конца веря услышанному.
Василий Николаевич не ответил. Он сидел неподвижно, глядя на бегущую по экрану спектрограмму, словно надеялся увидеть там что-то иное — формулу, код, закономерность. Но линии упрямо повторяли простые, почти примитивные колебания.
— Вы серьёзно? — Лев резко выпрямился. — Мы месяцами лезли за этим? За песенкой? Это какой-то бред.
Запись повторилась по кругу. Та же последовательность. Та же пауза в одном и том же месте, будто исполнитель каждый раз задерживал дыхание.
— Она слишком… правильная, — сказала Нина скорее себе, чем остальным. — Повторы. Интервалы. Это не случайный напев.
Артём почувствовал странную пустоту. Он ожидал чего угодно — координат, предупреждения, даже угрозы. Но не этого. Не чего-то настолько человеческого.
Колыбельная продолжала звучать, мягкая и упрямая, словно город не звал — а убаюкивал. Не объяснял, а ждал, когда слушающий сам поймёт, что именно нужно сделать дальше.
Написалa комментарий к произведению Проект: «Атлантида»
— Это… — Нина наклонилась ближе к динамику, — это не сигнал. И не шум.
Звук тёк волнами, простыми и упрямыми, словно кто-то снова и снова повторял одну и ту же мелодию, не заботясь о том, услышат ли её правильно. В нём не было слов — только интонация. Убаюкивающая, тягучая, странно интимная.
— Колыбельная, — тихо сказал Артём, сам не до конца веря услышанному.
Василий Николаевич не ответил. Он сидел неподвижно, глядя на бегущую по экрану спектрограмму, словно надеялся увидеть там что-то иное — формулу, код, закономерность. Но линии упрямо повторяли простые, почти примитивные колебания.
— Вы серьёзно? — Лев резко выпрямился. — Мы месяцами лезли за этим? За песенкой? Это какой-то бред.
Запись повторилась по кругу. Та же последовательность. Та же пауза в одном и том же месте, будто исполнитель каждый раз задерживал дыхание.
— Она слишком… правильная, — сказала Нина скорее себе, чем остальным. — Повторы. Интервалы. Это не случайный напев.
Артём почувствовал странную пустоту. Он ожидал чего угодно — координат, предупреждения, даже угрозы. Но не этого. Не чего-то настолько человеческого.
Колыбельная продолжала звучать, мягкая и упрямая, словно город не звал — а убаюкивал. Не объяснял, а ждал, когда слушающий сам поймёт, что именно нужно сделать дальше.